Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье - Страница 38

— Скорее, надеялась на счастливый случай. И, надо сказать, Медее крупно повезло: ее отец, который, возможно, захотел бы покарать ее за смерть Апсирта, был убит своим родственником по имени Перс. Медея, не долго думая, возглавила борьбу против узурпатора и прикончила его своими руками.

— Это уже седьмое по счету убийство, — заметил Раттенхубер. — Не считая покушения на Тесея в Афинах.

— Совершенно верно, — кивнула Мария. — Вы наблюдательны, оберфюрер. Интересно, что все эти преступления остались совершенно безнаказанными: напротив, боги отправили Медею на Острова Блаженных, где она вышла замуж за величайшего из героев Ахилла и обрела бессмертие. Это удивительно, потому что обычно олимпийские боги карали смертных за такие преступления, как убийство своих родственников и особенно детей. Здесь же все ровно наоборот.

Со стороны южного склона послышалась беспорядочная стрельба. Раттенхубер обернулся: над позициями, захваченными сегодня утром, поднимались белые столбы дыма. Егеря цепью бежали к склону, подгоняемые резкими командами лейтенанта фон Хиршфельда.

— Похоже, русские предприняли контратаку, — озабоченно сказал оберфюрер. — Здесь оставаться небезопасно, нужно перейти в укрытие.

— Да бросьте, Иоганн, — Мария беспечно махнула рукой. — Русским ни за что не отбить высоту. Сейчас Хиршфельд сбросит их со склона.

Над горами, натужно ревя, пронесся истребитель с черными крестами на фюзеляже. Тяжело ударили пулеметные очереди, взлетели фонтаны каменной крошки.

— Секрет Медеи, — как ни в чем не бывало, продолжала Мария фон Белов, — в том, что у нее была весьма могущественная покровительница, богиня Геката. Именно она обеспечила своей жрице то, что христиане назвали бы отпущением грехов. Но поскольку в нордической эллинской культуре не было еврейского понятия греха, все поступки Медеи следует объяснять тем, что, убивая людей, она выполняла волю своей богини.

— Человеческие жертвоприношения? Но ведь греки были цивилизованным народом!

— Разумеется, оберфюрер, — снисходительно улыбнулась фон Белов. — Вот только культ Гекаты намного древнее эллинской культуры. Он пришел из глубин Фракии, страны, расположенной на юге Балканских гор. Там же, на Балканах, издавна верят во встающих из гроба мертвецов, которые по ночам пьют кровь у случайных прохожих на перекрестках…

— Вампиры? Штандартенфюрер, да вы просто насмотрелись фильмов Мурнау!

— На Балканах этих существ называют «поколи». Между прочим, в начале восемнадцатого века власти Австро-Венгрии не раз отправляли в Сербию специальные команды солдат, вооруженных винтовками с серебряными пулями. Существуют подлинные протоколы расследований, датирующиеся 1725 годом — в этих документах говорится о том, что полевые хирурги австрийской армии проводили вскрытия покойников, подозреваемых в вампиризме. И, по меньшей мере, в двух случаях речь действительно шла о вампирах!

— Не знаю, что насчет Сербии, — неожиданно заявил прислушивавшийся к спору Людвиг Йонс, — но здесь, в горах, рассказывают страшные сказки о ведьме Арупап. Вот вы, госпожа, упомянули о перекрестках, так местные жители издавна считают, что перекрестки дорог, по которым никто не ходит — самые жуткие места, особенно ночью…

— Совершенно верно, Людвиг, — кивнула Мария. — Я тоже слышала сказки про Арупап. Но так ли уж важно, как зовут это чудовище? На Балканах, в древней Греции, здесь, на Кавказе, знали, что ночь принадлежит жестокому и внушающему ужас женскому божеству, связанному с Луной и перекрестками забытых дорог. Мне лично больше нравится называть ее Гекатой, но это дело вкуса.

— И для чего, позвольте спросить, вы рассказали нам эту чрезвычайно увлекательную историю? — спросил Раттенхубер.

— Всего лишь для того, чтобы немного развлечь вас, — усмехнулась фон Белов. — Кроме того, мы с вами вот-вот вступим на земли, принадлежавшие некогда древним колхам, а значит, находившиеся под покровительством богини Гекаты.

— Фрау фон Белов, — взмолился Йонс, — я не хочу больше никуда идти! У меня внизу хозяйство, коза, огородик. Позвольте, я спущусь обратно!

Мария бросила на старика быстрый и, как показалось Раттенхуберу, сочувственный взгляд.

— Не сейчас, Людвиг. Еще не сейчас. Вы мне вскоре очень понадобитесь. Но если наши храбрые альпийские стрелки выбьют русских из долины Клыч сегодня к вечеру, то завтра я вас отпущу. Даю слово.

Леха Белоусов оказался одним из тех, кому удалось выжить в бою на перевале. Пуля немецкого егеря пробила его каску, но голову каким-то чудом не задела. Только в ушах у него теперь стоял непрекращающийся шум и звон.

Максима Приходько ранило в плечо. Антохе Боброву осколком мины оторвало кисть левой руки. Васю Шумейко расстрелял фашистский автоматчик.

А дядька Ковтун вышел из боя без единой царапины. И не только вышел, а и вывел из-под шквального огня семнадцать человек. Командира, того самого, что обещал позвонить в штаб и потребовать подкреплений, Ковтун вынес на себе.

— Вот они, фрицы, — ворчал он, разглядывая в бинокль зазубренные скалы, нависавшие над седловиной. — Расселись, как воронье поганое. Чуяло мое сердце, что они проберутся с той стороны, ох, чуяло…

— Там нельзя было подняться, — простонал капитан. — Мы проверяли этот гребень, туда даже одному человеку трудно взобраться, не то что двум ротам пулеметчиков!

— Говорю ж тебе, это едельвейсы, — терпеливо объяснил Ковтун. — Они, собаки, тренированные…

Они шли вниз по ущелью — все семнадцать человек, оставшиеся в живых после штурма перевала. Здоровые помогали идти раненым. Тех, кто не мог идти сам, тащили на носилках. Через каждый километр приходилось делать привал.